Сделавшись редактором, я сейчас же написал сам небольшую рецензию по поводу ее прекрасного рассказа"За стеной", появившегося в"Отечественных записках". Я первый указал на то, как наша
тогдашняя критика замалчивала такое дарование. Если позднее Хвощинская, сделавшись большой «радикалкой», стала постоянным сотрудником «Отечественных записок» Некрасова и Салтыкова, то тогда ее совсем не ценили в кружке «Современника», и все ее петербургские знакомства стояли совершенно вне тогдашнего «нигилистического» мира.
Из специалиста по зоологии (он защищал даже диссертацию на магистра) он тоже, как и его приятель Аверкиев, превратился в словесника и, конечно, из
тогдашних критиков был одним из самых начитанных, с солидным философским образованием.
Неточные совпадения
Это всё наши «положительные»
тогдашние публицисты и
критики, охотясь тогда за Костанжоглами да за дядюшками Петрами Ивановичами и сдуру приняв их за наш идеал, навыдумали на наших романтиков, сочтя их за таких же надзвездных, как в Германии или во Франции.
Говорить здесь любили о материях важных, и один раз тут при мне шла замечательная речь о министрах и царедворцах, причем все
тогдашние вельможи были подвергаемы очень строгой
критике; но вдруг усилием одного из иереев был выдвинут и высокопревознесен Николай Семенович Мордвинов, который «один из всех» не взял денег жидов и настоял на призыве евреев к военной службе, наравне со всеми прочими податными людьми в русском государстве.
Помню разговор в его кабинете, когда я познакомился с его московским приятелем Эдельсоном (впоследствии рекомендованным мне Писемским же как
критик), о
тогдашнем фурорном романе Авдеева"Подводный камень", который печатался в"Современнике".
Когда-нибудь и эта скромная литературная личность будет оценена. По своей подготовке, уму и вкусу он был уже никак не ниже
тогдашних своих собратов по
критике (не исключая и
критиков"Современника","Эпохи"и"Русского слова"). Но в нем не оказалось ничего боевого, блестящего, задорного, ничего такого, что можно бы было противопоставить такому идолу
тогдашней молодежи, как Писарев.
После годов больших симпатий русской публики (с «Записок охотника» и «Дворянского гнезда» до «Отцов и детей») вдруг подозрительное непонимание молодежи, травля
тогдашней радикальной
критики, которую не могли ослабить и сочувственные рецензии Писарева!
Сам он не мог действовать как
критик, что делал Дружинин, но он стал как юморист (в фельетонах"Статского советника Салатушки") подсмеиваться — к наступлению 60-х годов — над крайностями
тогдашнего"нигилистического духа".
В толстых журналах уровень
критики понизился. Добролюбова не мог заменить такой писатель, как Антонович. Да вскоре замолк и"Современник". Аполлон Григорьев при всех своих славянофильских увлечениях все-таки головой стоял выше
тогдашнего уровня рецензентов — и общих и театральных.
Я признавал и теперь признаю, что можно находить общественные идеалы Герберта Спенсера подлежащими
критике, но я не мог разделять мнения
тогдашних и позднейших почитателей русского публициста, что он"повалил"британского мыслителя, с которым и я дерзал спорить в Лондоне.
В
тогдашнем Петербурге вагнеризм еще не входил в моду; но его приезд все-таки был событием. И Рубинштейн относился к нему с большой
критикой; но идеи Вагнера как создателя новой оперы слишком далеко стояли от его вкусов и традиций. А"Кучка", в сущности, ведь боролась также за два главных принципа вагнеровской оперы; народный элемент и, главное, полное слияние поэтического слова с музыкальной передачей его.
На завтраках у него я не видал
тогдашних"тузов"репертуара и даже театральной
критики. Кое-кто из романистов, несколько педагогов и журналистов, изредка актриса или крупный актер, вроде, например, Го, тогда уже в полном блеске своего таланта. Он был с ним на"ты".
А между тем до какой же степени он — как талант, ум и революционный подъем социальной
критики — был выше не только
тогдашнего общего уровня, но даже и двадцать и тридцать лет спустя.
Но в пределах
тогдашних"возможностей"все: и художественная литература, и публицистика, и
критика, и театр, и другие области искусства — все это шло усиленным ходом.
После того прошло добрых два года, и в этот период я ни разу не приступал к какой-нибудь серьезной"пробе пера". Мысль изменить научной дороге еще не дозрела. Но в эти же годы чтение поэтов, романистов,
критиков, особенно
тогдашних русских журналов, продолжительные беседы и совместная работа с С.Ф.Уваровым, поездки в Россию в обе столицы. Нижний и деревню — все это поддерживало работу"под порогом сознания", по знаменитой фразе психофизика Фехнера.